Новости – Общество
Общество
«Пусть весь мир блудит, а у казака есть семья»
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Корреспондент «Русской планеты» побывала на этнических казачьих играх
15 июля, 2015 17:15
20 мин
К казачьей стоянке добираемся мимо повернутых к востоку подсолнухов, квадратов собранной пшеницы и миллионов диких цветов. Ни на что не похожий запах южного луга закрадывается в салон машины и остается в нем. Чтобы разыскать стан, где проходят игры «Грозный Терец», надо свернуть с трассы Ставрополь — Ростов-на-Дону, потеряться среди бескрайней дикой мяты, чабреца и душицы и, наконец, встретить указатель «Казаки». Такими табличками организаторы отметили путь к месту этнических игр. К ним невозможно добраться на автобусе или попасть, случайно проезжая мимо — редкий путник углубится на пару десятков километров в луга. Квест «Найди во поле казака» завершается минут через тридцать нашей полной победой — лагерь обнаружен, можно выдохнуть спокойно.
На холме реет флаг Терского казачьего войска, а в низине под деревьями обустроено все для жизни. Организатор и вдохновитель сборов Егор Сирков по телефону предлагает мне найти его, идя на свист. Спускаюсь вниз и ориентируюсь на звук.
Его младшие подопечные — куча детворы — реагируют на свисток как на приказ строиться. Егор командует отбой тревоги и отправляет прибежавших пить чай с печеньем.
– Дисциплины у нас такие — рубка шашкой, стрельба из лука, джигитовка на коне и с оружием, полоса препятствий, метание ножа. По каждой сдается зачет, за первое место в общем рейтинге подарим шашку, за второе — кинжал, за третье — нагайку, — рассказывая о соревнованиях «Грозный Терец», Сирков белозубо улыбается и поглаживает бороду.
– Поучаствовать можно будет? Я смотрела, в распорядке игр написано, что принимаются только лица «сугубо мужского пола».
– Поучаствовать — нет, а поучиться дадим. Побегать, из лука пострелять, поползать, испачкаться. Ты не стесняйся, я здесь самый злой, все остальные добрые, — Егор мгновенно предлагает перейти на неформальное «ты».
– Зачем же так далеко забрались?
– Очень это место любим. У нас все инструкторы, в основном, из Донского — это двадцать километров отсюда. Территория, где мы сейчас находимся, раньше была частью Азово-Моздокской линии. На ней жили выходцы из Дона и частично с Кубани. Линия потом передвинулась на Кавказ, сюда заселили крестьян, и эта часть стала Ставропольской губернией. Населенные пункты — крепости, редуты, переименовали в села. Многие переселялись, и говорить о родовой принадлежности к определенному казачьему войску не приходится.
– А ты казак в каком поколении?
– Во всех. Насколько я предков знаю, во всех. А почему такой вопрос?
Сирков спешит на планерку и отправляет меня «погладить лошадок». Присутствовать на собрании нельзя — предупреждает, что общаться там будут по-свойски.
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Кони сыто щиплют травку на луге, а запах степи, встречавший ранним утром на подъезде, теперь везде. В отдалении пасутся коровы.
Поздоровавшись с лошадьми, я, наконец, дохожу до самого лагеря. На полевой кухне колдуют над завтраком: под казаном горит огонь, в желтую кашу закидывают обжаренный лук. Бородач с поварешкой контролирует процесс. Принимаю его за повара — чуть позже мне расскажут, что это, собственно, первый человек в лагере, атаман из Донского Александр Калинин. Александр отдает поварешку девушкам-дежурным и нисколько не обижается — его новое звание повара скоро станет шуткой дня.
– Давай свои вопросы, мы готовы на них ответить.
– Лучше пока расскажите, пожалуйста, какая в казане каша.
– Вкусная. Приходи есть, скоро сядем за стол.
Александр выделяет в качестве экскурсовода шестилетнюю Сашу. Она со свитой подружек важно ведет меня по территории. В руке у нее развеваются цветные ленточки. С ней через палаточный лагерь доходим до душевой и уборной — и то, и другое обозначено натянутой между деревьев пленкой. Саша показывает мне «пластунскую полосу» — во время соревнований мужчинам нужно будет на ней демонстрировать всю армейскую сноровку: ползти под веревками, бегать с грузом, кидать гранату (конечно, муляж) из окопа.
– Они будут мчаться между палками, перекувыркиваться, спрыгивать с пня. И этим — как он называется — мечом рубить.
– Шашкой?
– Да, шашкой разрубят камыши и обратно побегут.
Вслед за Александрой за нами увивается десяток ее друзей, и кажется, что детей в лагере больше, чем взрослых. Пока казаки решают свои вопросы, группки «слонов», как их здесь называют, разлетаются на тренировки по площадкам. Участвовать в играх могут только «лица сугубо мужского пола» от двенадцати лет, но потренироваться с деревянной шашкой можно всем.
– Я уже даже с коня падала. Это совсем нестрашно. Нам везде можно ходить, только надо спрашиваться, — хвастается Саша, а пока от ее свиты отбивается самый младший участник. Маленький Никита цепляется за кочку, падает и вроде бы плачет, но слез не видно. Ребята его быстро успокаивают и продолжают путь. Чуть позже мне расскажут, что у Никиты легкая форма ДЦП.
— Са-а-ашка!
– Папка!
Это приехал отец Александры. В руках у него коробка с хлебом к завтраку. Экскурсовод вынуждена сложить полномочия и прийти на помощь родителю.
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Абсолютно все жители лагеря здороваются на опережение. Но на фотоаппарат смотрят немного насторожено.
– Здравствуйте, корреспондент. Вас видно издалека, — говорит казак Владимир при первой встрече.
– Потому что фотографирую?
– Нет, потому что у вас отпечаток на лице. У каждого человека есть свой отпечаток. У банкиров свой, у журналистов свой, у казаков свой.
Четвертый день подряд лагерь засыпает и просыпается как небольшая коммуна — мужчины отвечают за тяжелую работу по обустройству игровых площадок и всего необходимого для жизни, а девушки посменно дежурят на кухне. Готовка — дело исключительно женское. Егор при помощи все того же свистка командует сбором на трапезу и уже без свиста приглашает меня за общий стол.
– Кашу берите и ждите, есть будем все вместе.
С тарелкой и ложкой подхожу на раздачу. Кукурузная крупа успела приготовиться и пропитаться дымком. На раздаче стоит Маша, командует держать посуду двумя руками — металл очень быстро нагревается.
К завтраку весь лагерь собирается за двумя длинными столами. Никто не ест, все ждут молитвы перед трапезой. Среди женщин с покрытой головой я чувствую себя неуютно. Прошу Дашу — она юрист по образованию, а ее отец казак и пчеловод из Кизляра — помочь завязать мне платок. Ловко и быстро она делает замысловатый узел, заправляет пряди под ткань. С закрытыми волосами разговор идет проще и естественнее.
– Встаем на молитву, шапки долой.
Приняться за еду можно только после благодарности Богу, равно как и завершить трапезу.
Моими соседями по столу оказываются Егор и Дмитрий, инструктор по науке владения шашкой. Дмитрий протягивает мне половинку помидора, берет себе другой, целый, кусает красный бок, макает помидор в соль. За чаем он просит меня показать, как я крещусь. Выясняется, что путаю стороны.
– Надо креститься справа налево. В древности была такая молитва. Когда воины крестились, они держали в руке меч и говорили: «Клянусь всем своим разумом и сердцем, от восхода до заката». Восход — правое плечо, закат — левое.
Я повторяю за ним, а Егор доедает кашу с хлебом и начинает рассказывать о том, зачем столько людей собралось среди полей.
– Сборы у нас минимум четыре раза в год. Бывают они традиционные казачьими и военно-тактическими.
– А на них тренируются или показывают, чему научились до этого?
– Инструкторы принимают зачеты, а все остальные учатся. Состязания для всех, не важно, умеешь или не умеешь. Ты же будешь участвовать?
– Хотя бы попробую. Шашку-то вы мне вряд ли доверите.
– Почему? Деревянную — пожалуйста. Как раз никого не покалечишь и себя сбережешь.
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Пока мы беседуем, на кухне происходит маленький бунт — «слоны» без спроса взяли банку варенья. Сирков просит дежурную Машу выдать малышам сладкое вне очереди. Варенье не криминал, а вот есть вне столовой нельзя — ребята, нарушившие запрет и утащившие печенье на общий сбор, доедают его в упоре лежа.
– Со стороны кажется, в лагере детей больше, чем взрослых.
– Конечно, мы же возрождаем казачество, — полушутя-полусерьезно говорит Егор.
– А у тебя своих сколько?
– У меня почти трое, у него — уже трое, почти четверо — Егор кивает на Дмитрия — Валек вот многодетный отец, у него четверо.
– Это разве многодетный? Если только по российскому законодательству, — парирует Валентин.
– Один ребенок — нет ребенка, два ребенка — половина ребенка. Знаешь такое?
– Много детей тогда — это как?
– Хотя бы восемь. В нашем случае — двенадцать. У нормальной семьи пять-семь детей — это уже хоть что-то. У нас товарищ есть, ему тридцать восемь лет, и у него девять детей.
– Все родные?
– Да, он очень хотел девочку, она получилась девятой. Есть другой пример — инвалид без ноги, у которого семеро детей.
– Обеспечивать же тяжело… Или тебе не тяжело, нет?
– Нам всегда легко. Чем больше детей, тем лучше. Это при условии, что родители адекватные — непьющие, понимают вопросы духовности и знают, что в жизни все происходит не по щучьему велению, а по вере и по молитве. А если этого нет, то и одного невозможно воспитать.
– С таким пониманием человек не может быть ленивым, он будет что-то делать по жизни, — добавляет Дмитрий.
– Но если детей восемь, делать надо все-таки очень много…
– Я расскажу тебе историю. У моего друга, у которого восемь детей, дом сгорел. Его старшие сыновья взяли вчетвером по пятьсот килограммов камня в основание фундамента положили, так и отстроили стены заново. Поэтому в сыновьях — сила. А с другой стороны, что такое тяжело? Устал — отдохни. И еще одно условие — если есть в доме телевизор, семьи не получится. Все будет разваливаться.
– И у вас его нет ни у кого?
– Нам некогда в него смотреть. Он все время забирает. Телевизор у нас, у бородатых, не глядит вообще никто.
У Егора трое детей — он, по выражению товарищей, только жить начинает.
– Хорошо, что жива традиция больших семей и дружбы домами. Ведь почему нам легко детей воспитывать — очень помогают кумовья. Многие вопросы решаются совместно. Например, если отец где-то недоглядел, то дядька замечание сделал и наоборот. И материально, если уж очень плохо будет, всегда помогут.
– Почему у всех не получается так хорошо и дружно?
– От веры отвернулись, без Бога живут. Многое поменялось в сознании людей за последние годы. Мы пошли к Западу — американская мечта, чем больше бабок — тем лучше. Все эти заблуждения… Ну, много у тебя денег, и что с этого? Один нафиг никому не нужен, сдох, и даже на похороны никто не пришел.
– А сколько надо денег человеку?
– Да нисколько. Я об этом не думаю вообще никогда. Сколько надо, столько приходит, — говорит трижды отец Егор. — Родишь одного, значит, Бог подаст для одного. Родишь десятерых — Бог подаст для десятерых. Мы можем на эту тему пообщаться, но тогда придется тебя обратить в нашу веру, станешь постоянно платок носить, и будет у тебя семеро детей.
– Да я и на кота пока не могу решиться. Но поговорить хочется.
– А тема же очень простая. У нашего государства много врагов. Сейчас они явно себя показали, и об этом все открыто говорят. Но целых двадцать лет никто не понимал, что происходит. Начали носить майки с нерусскими надписями, слушать зарубежную музыку и пить кока-колу. Это все отравление сознания. Так мы свои ценности предаем и забываем. Прислуживаем чужим идеалам, которые противоречат православному мировоззрению. Если мы пойдем по западному пути, через двадцать лет начнем вырождаться.
Запоздало вспоминаю, что у меня на футболке принт с Бэтменом. Потихоньку натягиваю рубашку на изображение защитника Готэма. Егор смотрит на него неодобрительно.
После завтрака очищаем тарелки золой из костра. Мастера-казаки соорудили импровизированный рукомойник сразу на несколько кранов — из бочки вода идет по трубе и одновременно до семи человек могут полоскать посуду. Миски за родителями моют дети.
На общее построение перед играми прибывает батюшка, чтобы по традиции благословить казаков на сражение и освятить оружие. В разогретом воздухе запах ладана из кадила становится чуть удушливым. Священник поздравляет семьи с прошедшим днем Петра и Февронии.
– Все в своей жизни мы делаем от любви и для спасения своей души. Казак православный должен быть венчаным — пусть весь мир блудит, а у нас есть главный дар земной жизни — семья. Спасем себя, спасем и людей вокруг.
– Братцы, а не засиделись ли в седлах? — Егор зычно открывает игры. На лицах казаков высыхает святая вода. Они расписываются в журнале безопасности (это обязательное условие участия), разбирают шашки, кинжалы и нагайки. Рядом со сложенным вооружением лежит несколько книг — Сирков написал свой учебник, он называется «Казачья наука». Науку эту он преподает на классных часах в школах Ставрополя.
– Если хочешь вернуться к корням, тут все написано, почитай. Отношения в семье, воспитание — все об этом.
– И о железной дисциплине, как здесь?
– Это основа самоорганизации. Если бы ее не было, лагерь превратился бы в непонятный сброд. Один поранился, другой шатается, третий убился. Так не годится. Ты же, наверное, заметила, дети у нас свободно бегают, но они под присмотром. За ними все наблюдают.
– Человек без казачьих корней к вам может прийти?
– Я так говорю — двери наши открыты для каждого, но не каждый может в них войти. Человек без определенного духа не сможет тут находиться. Можно иметь предков, но быть пустышкой, а можно не иметь — и тянуться самому.
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Мужчины расходятся по площадкам — рубка, метание ножа, джигитовка, владение шашкой, стрельба из лука и пластунская полоса компактно уместились на нескольких полянах.
Отправляюсь на джигитовку. Тут участник должен заехать в трассу, разрубить лозу шашкой (настоящей или деревянной — какая есть), вернуться, разогнать лошадь и сбить шарики из пистолета. Делом командует Александр Калинин, казак из Донского, не повар. Говорит, в этот раз сборы полны искушений:
– Сенокос же идет. И еще хозяйство не оставить. Вчера баранов еле нашли, отбились на восемь километров. Это значит, мы заняты благим делом, раз столько искушений. Нечистой силе это ой как не нравится.
Пока мужчины собираются, Александр предлагает мне попробовать проехать соревновательный маршрут. Добрый конь дает взобраться ему на спину и плавным шагом уносит вперед. Натягиваю поводья, скакун явно не привык к нерешительным седокам. Вокруг простор, сколько видит глаз, а коню сегодня предлагается лишь ходить меж двух натянутых веревок «трассы».
Я присаживаюсь на замшелый теплый камень и наблюдаю. Неподалеку от меня на огороженной площадке метают ножи, на пригорке стреляют из лука. Вдруг на спину попадают какие-то капли — при том, что на небе нет дождевых облаков. Оказывается, рядом, на отделении по рубке, маленький Вася располовинил шашкой бутылку с водой.
Из лагеря слышится напевное «Ойся, ты ойся, ты меня не бойся» — так казаки поддерживают друг друга на мастерстве владения шашкой. Замысловатые финты и «восьмерки» должны растянуться на две минуты выступления — судят не только по красоте, но и по сложности фигур. Глаз ловит блики металла, так быстро холодное оружие перемещается в руке.
Дмитрий оценивает участников, а когда поток их иссякает, усаживается на траву, разминает в руках колосок и рассказывает мне истории.
– Знаешь сказу про то, как казак на том свете гостил? Казак скачет на коне и ловит пулю. Он умирает и попадает в рай. Ему быстро надоедает, и идет он жаловаться апостолу Петру, мол, без службы худо. Апостол и говорит: «Будешь следить за тем, чтобы песнопения не пропускали, да на арфах почаще играли». Сразу в раю визг, крик — Бог думает, черти залезли, а то казак праздник устроил. Пришлось отправить воина в ад, но и оттуда его выгнали — черти жаловались, мол, нагружает их сильно, заставляет в котлах воду еще сильнее нагревать, а то ему и ноги не попарить. И с тех пор пошло, что нет казаку места ни в раю, ни в аду — а дело его служить и охранять веру, царя и отечество.
Пока мужчины оттачивают искусство войны, девушки на кухне поют и плетут украшения. Даша Козяр руководит девичьим отрядом. В Ставрополь она приехала из Кизляра, сейчас заканчивает учиться на юриста, мечтает выйти замуж и родить пятерых детей.
– Тяжело казакам в Дагестане?
– Многие так спрашивают, ты не первая. Интересуются, как вам там русским живется, а казакам — тем более. Знаешь, предрассудки это все. Раньше была Кизлярская станица, ее основали мои предки. Если человек хозяин на своей земле и в своем доме, то он себя так и чувствует. Главное, что есть у нас — это право жить на своей земле. Жить в своем отечестве. И никто это право не может забрать.
К разговору присоединяется девушка Ульяна — в прошлом психолог и радиоведущая. Она собиралась защищать диссертацию по психологии, но однажды поняла, что это «не ее».
– Все в психологии основано на гордыни, главном человеческом грехе, а когда мы живем по вере, то психология не нужна, все будет получаться само собой, — с жаром говорит она. — Гордыня прививается на всяких тренингах по избавлению от комплексов и обретению уверенности. В православии путь к покаянию идет через путь к себе, себя надо ставить ниже остальных, а тут все наоборот. Я диссертацию начала писать, а когда поняла, в чем тут дело — забросила.
– Но существуют же разные течения?
– Есть и православная психология. Но я беседовала с одним священником, он считает, ерунда это все. Проблема в другом. Сколько поколений мы жили без Христа. Посмотри вокруг, мы падаем ниже и ниже.
Девушки заводят еще одну песню, а Даша предлагает вечером вместе пройтись за чабрецом, самым чистым, какой только может быть. Кажется, сидеть так и слушать напевы можно до конца дня, а на закате взобраться на высокий холм, нарвать трав, составить пучки, развесить на столбах и ждать, пока они высохнут, задержав в себе степь. Приготовить ужин на огне и встретить мужчин с состязаний, а ночью собраться и петь новые песни.
Мне протягивают хлеб и кружку травяного чая. Я выпиваю его весь, благодарю за гостеприимство и уезжаю из казачьего мира.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
