Курировал лично Берия

Вода из шахты на Машуке идет в радоновую лечебницу. Фото: Лариса Бахмацкая

Корреспондент «Русской планеты» побывала в хранилище радиоактивных отходов под Пятигорском

Лариса Бахмацкая

22 января, 2014 16:27

14 мин

Мы едем на «буханке» цвета зимнего неба по промзоне города Лермонтова, мимо сухой травы, припорошенной снегом. Машина останавливается на краю обрыва, внизу — несколько белых полей, разделенных полосками земли. Мне кажется, что это водоемы с застывшим льдом. На самом деле так выглядит хвостохранилище: комплекс сооружений, предназначенный для захоронения радиоактивных отходов обогащения полезных ископаемых, почему-то называемых хвостами. Иными словами передо мной 80 гектаров урановых отходов, а сколько это в тоннах — не может с точностью сказать никто.

Остатки породы с ураном — это наследие режимного предприятия «Алмаз» на Кавказских Минеральных Водах. После распада СССР земля оказалась бесхозной, как и выработанные штольни горы Бештау, откуда и добывали породу. Много лет власти Ставрополья говорили о необходимости рекультивации хвостохранилища, пока Гидрометаллургический завод (ГМЗ) города Лермонтов не занялся проблемой, создав новую уникальную технологию консервации радиоактивных отходов.

Заместитель гендиректора ГМЗ по экологии и капстроительству Лариса Сурина показывает мне «карты» — так называемые котлованы с радиационными отходами.

– Хотя горнодобывающее предприятие, позже названное «Алмазом», было создано в 1950 году, поиск урана на Кавказских Минеральных Водах велся еще до революции. Радиогеологическое изучение региона начал в 1907 году химик Эрнест Карстенс, который впервые занялся поиском радоновых бальнеологических вод и открыл радиоактивность теплосерных вод. К 1926 году в районе горы Горячей в Пятигорске было установлено наличие радоновых вод. В 1943 году в СССР начались работы по созданию сырьевой базы атомной промышленности. В 1944 году была создана специализированная партия «Кольцовская экспедиция» первого главного геологического управления Мингео СССР. Экспедиция обнаружила промышленные запасы урана на горе Бештау. В 1950 году было создано горнодобывающее предприятие — рудоуправление № 10 (РУ-10), в дальнейшем ЛПО «Алмаз», перед которым была поставлена задача начать промышленную добычу и переработку урановой руды.

– Многие до сих пор гадают, насколько глубокой была переработка уранового сырья на Кавминводах. Производился ли здесь только урановый концентрат путем выщелачивания из руды, или шло дальнейшее обогащение урана?

– Извлекали уран до определенной кондиции в пределах существовавших технологий до окись-закиси и отправляли дальше. Фактически здесь извлекали сорбцией уран, это обогащение в жидкую фазу. А то, что оставалось при переработке, называется хвосты. Хвостохранилище здесь появилось практически с самого начала.

– Хвосты в природную балку намывались по трубам с 50-х годов прошлого столетия. Твердая часть оседала, а жидкость шла дальше в технологический процесс. За время работы «Алмаза» в запрудах скопились тысячи кубов породы с остатками урана. Что сейчас с отходами происходит?

– В начале 90-х встал вопрос, что делать с хвостохранилищем. У нас были специалисты, умеющие работать в этой области, и мы начали работу над поддержанием в безопасном состоянии бывших объектов «Алмаза». Наше предприятие ГМЗ постоянно занимается рекультивацией. Дело в том, что мы производим минеральные удобрения из апатита. Апатит мы используем хибинский с Кольского полуострова. А когда перерабатывается апатит, то в процессе образуется фосфогипс. Это уникальный экологически чистый материал, который прекращает любую миграцию радионуклидов. Фосфогипс нейтрализуется нами известковым молоком. Его мы отправляем в виде пульпы, смеси воды и твердого вещества, на хвостохранилище поверх радиоактивных хвостов. В окружающую среду ничего не сбрасывается — у нас закрытая система водоснабжения технологического процесса. Пока мы единственные, кто использует фосфогипс для рекультивации, но Ростатом заинтересовался этой технологией, планируется вводить ее в Краснокаменске. Это самая дешевая технология.

– А какова глубина котлованов?

– Раньше это была закрытая информация. Дамба высотой 37 метров, она намывалась уступами по 6 метров. Намыта хвостами. Никто, думаю, не измерял. Вокруг хвостохранилища есть так называемые наблюдательные скважины, они расположены таким образом, чтобы мы могли контролировать подземные потоки воды. Ежеквартально берем пробы воды на разной глубине, определяем химический состав, в том числе и радиоактивных элементов. Полоний, радий, уран, торий и свинец. И мы видим, что на протяжении этих лет концентрация всех загрязняющих элементов находится на одном, фоновом уровне. В 1997 году научно-техническим предприятием «Сигма» проведен расчет надежности и сейсмостойкости дамбы хвостохранилища, который показал ее устойчивость при 9-балльном землетрясении. Пока занимаемся — никакой опасности нет. В перестройку металлолом радиоактивно загрязненный тащили машинами. Пока предприятие стояло, кто что хотел — то и делал.

Мы садимся обратно в машину и едем на гору Бештау, посмотреть штольни. В составе советского «Алмаза» действовало два рудника. Первый был расположен на Бештау, севернее Пятигорска. Второй — на горе Бык, северо-западнее Железноводска. Добыча руды осуществлялась как традиционным горным способом, так и методом подземного выщелачивания. То есть из Бештау выбирали породу, и обогащали уран на заводе, а на Быке закачивали кислоту прямо на месте, она брала на себя уран, и на предприятие везли уже готовый раствор.

– Всего отработали до 720-го горизонта, так называются горизонтальные уровни выборки урана. Сейчас посмотрим 16-ю штольню, там у нас радонопровод проведен. Ниже не шли, чтобы не повредить экосистему, потому что там обводненная территория из-за минеральных источников. И то же самое на Быке. Какое-то время сюда руды привозили, а во время перестройки предприятие встало. А оно было градообразующим. В него входило несколько заводов, ЖКХ, все детские садики. И в 1997 году ГМЗ был выделен в отдельное предприятие, — объясняет Лариса Сурина.

– После распада СССР о консервации отходов не было речи?

– Вообще отрасль оказалась в тяжелом состоянии. Как правило, ураном занимались закрытые города, с одним градообразующим предприятием, на котором держалась вся экономика населенного пункта. После того как уран стал никому не нужен, люди оказались без работы. Тут еще хорошо, что рядом Пятигорск, Железноводск, а есть в стране предприятия, которые тяжелее перенесли перестройку. Возьмите тот же Краснокаменск в Читинской области, он в 600 км от Читы, людям сложно приходилось.

– Я по образованию обогатитель, — говорит Лариса Сурина, — у меня родители жили тоже в закрытом городе, где добывали урановые руды, в Средней Азии был Ленинобатский комбинат. Мама аналитик, а отец — горняк. И я закончила Ленинградский горный институт, и брат у меня тоже обогатитель. Закрытые города ничем особо не отличались от обычных, только снабжение получше было во времена СССР. Отец с 50-х годов был под землей, а тогда в штольнях нормальной вентиляции не было.

Женщина задумалась и добавила:

– Вот почему в Бразилии такие футболисты мощные? А у них все пляжи фонят ураном.

– Насколько вредны радиоактивные отвалы для экологии региона?

– Все находится в норме. Придумывают много чего. У нас, оказывается, на ГМЗ выбросы полония! Откуда у нас он? Это продукт атомной реакции в реакторах в мизерных количествах. Кто-то где-то сказал, и все, понеслось сарафанное радио. О какой-то урановой воде говорят, хотя те же санитарные нормы на питьевую воду, допускается урана 0,25 на литр. Мы пьем кубанскую воду, а то, что выходит из минеральных источников — это вода не питьевая. Она может быть лечебная по своему составу или столовая. Из штольни выходит природная вода.

Молчавший до этого командир-горноспасатель Олег Цывенко оживляется, вспомнив такие мифы:

– Помнишь, кто-то статью написал, что в 16-й штольне лягушки с двумя головами и семью лапами, а вокруг сады с грушами, размером с арбуз. Сам регион аномальный, тут радиоактивный фон повыше, чем в том же Ставрополе. Есть такое понятие — дозанакопление. У нас превышения по нормам не бывает, плюс увеличена продолжительность отпуска и пенсионный возраст раньше. Специальное питание. Не то, что какое-то специальное, а просто полноценное бесплатное питание.

Едем по кольцевой дороге вокруг Бештау. Для января стоит аномально теплая погода: +12. Солнце выходит из-за туч и становится жарко в зимней куртке. Считается, что здешние рудники — самое большое подземное сооружение России, хотя Сурина в это не верит. Говорит, что в Хибинах шахты значительно больше.

– Если сложить все горные выработки, это 200 километров на Бештау. Нет, не самый длинный в стране, это ерунда какая-то. Возьмите то же хибинское месторождение, там на тысячу метров только спускаться вниз. Бештау людьми, словно кротами, изъедена. Она не полая, но обрушения есть.

– Почему бы не использовать ходы в туристических целях?

– Можно было бы. Но надо кому-то поддерживать ходы в хорошем состоянии, персонал содержать, проветривать надо, потому что уран в горе все равно остался. Экономически невыгодно. В свое время на Быке хотели в 11-й штольне организовать лечение радоном, а на Бештау — в 31-й. Но страна развалилась, и о планах забыли. Даже источник минеральной воды в штольне был. Всего на горе 63 выхода, из них 42 — штольни.

Не доезжая пары километров до Второ-Афонского мужского монастыря, я вижу заброшенные здания. Это «Поселок № 1», с которого все и начиналось. Лариса Сурина рассказывает, что город Лермонтов строить сначала не собирались.

– В Пятигорске уже шло строительство домов для рабочих «Алмаза». Старожилы рассказывали, что однажды приехала какая-то комиссия из Москвы, и, находясь на Бештау, они увидели, что все в тумане, а где сейчас Лермонтов — солнышко. Даже в народе это место называли «Ясная поляна». Они и решили, что городу быть.

– Еще я слышала, что лермонтовское горно-химическое производство относилось официально к Министерству среднего машиностроения, — продолжает Сурина. — Но курировало его одно из самых засекреченных управлений НКВД — 15-е — и лично Берия. В частности, это управление ведало строительством и эксплуатацией стратегических подземных сооружений бывшего СССР — бункеров руководства страны, подземных командных пунктов, в том числе и рудников Бештау. Что не очень понятно, потому что рудники все же относились к производству. И до сих пор якобы официальную информацию о том, что кроется в Лермонтовских катакомбах, получить могут не все. И люди замечали, что в рудник завозили какое-то новое оборудование. Отгадка простая: несколько горизонтов использовались в целях гражданской обороны. В них поставили дизеле-электрические установки, но потом, когда в 1991 году поняли, что войны не будет и что врагов нет, все растащили, разворовали. Да и сейчас штольни на балансе ни у кого не стоят, фактически это осталось от того производства, и государство за них отвечает. Мы работаем по договорам.

Приехали к 16-й штольне, 720-й горизонт, самая нижняя точка отработки руды. Из-под железных ворот выходит труба, из которой течет вода. Это радонопровод, сделанный в 1972 году по заказу профсоюзов до верхней радоновой лечебницы — вода используется для ванн. Рядом — отстойники, в которых оседают илы. Олег Цывенко внимательно осматривает крепкий замок на воротах.

– Были решетчатые двери, но их потом закрыли. Мы занимается контролем за радонопроводом ежемесячно, ходим по штольне. Радона, конечно, здесь много, но ничего удивительного нет. Можно по уровням пройти по всей горе, но не стоит. Обвалы могут быть. И на штольнях металл резали. Сколько диггеров было! Сейчас все закрыто.

– Но диггеров это не пугает?

– Как-то у нас человек поехал охотиться и поставил машину возле 11-й штольни. А диггеры были внутри и увидели машину, которую они знают прекрасно. Потом они писали у себя на сайте, как боялись выйти всю ночь, до утра сидели. Ребят много молодых пытается попасть внутрь, им адреналин нужен. Иногда мы в интернете читаем, как захватывающе диггеры описывают свои походы, словно в иной мир попадают. А могут обернуться их походы, к сожалению, печально. Сейчас-то уже все закрыто, но они продолжают подкопы делать. И бетонировали, и варили раньше бесконечно. И тогда уже писали нам нехорошие надписи на входах. В 21-й штольне нашли их журнал, где они описывают свои впечатления, время указывают, когда зашли, когда спать в штольнях ложатся, по 3 дня там бродят. Это опасно: могут провалиться, может засыпать. Радоном подышат — ничего страшного не случится с ними, он кроветворный даже. Из Георгиевска два парня где-то достали карту гражданской обороны, думали, что найдут склад медикаментов, а этого склада уже нет давно. И в итоге один уснул, а второй пропал в это время. Нашли только рюкзак и фонарь. Но его, правда, и не искали родственники.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе